Обноженный - Страница 122

122

   «Мой ангел, я любви не стою!
   Но притворитесь! Этот взгляд
   Всё может выразить так чудно!
   Ах, обмануть меня не трудно!..
   Я сам обманываться рад!».

Моя нынешняя фича: «Я никогда не вру» — от той, от первой жизни?

Агафья… Хочу! Я не банкир с ипотекой, но понимать — кто врёт, а кто… заблуждается — две большие разницы. Это очень… презервативно. В смысле — предохраняет от неприятных последствий.

Другое словосочетание с аналогичным предохранительным свойством: рекогносцировка на местности. «Бандитские девяностые» кое-что вбили накрепко.

Сходил-посмотрел, прикинул-приказал. Пошли. На дело.

Вот не надо из меня домушника лепить! Всё чин-чинарём — посреди позднего утра, среди белого дня в ворота боярской усадьбы въезжают телеги. Их давно ждут — припасы из пригородного сельца. Они на пару часов раньше приехали бы, но… подзадержались — бражка попалась… на дармовщину…

Снова — не надо на меня вешать всяких шпионских фокусов! Типа подмены ездовых или дачи взятки за провоз контрабанды под телегой.

   «Ехали в телеге
   Что тут говорить?
   Вдруг из-под телеги:
   Дайте закурить».

Зачем мне эти игры с осложнениями? Чужое землевладение — я же уважаю права собственности!

Двое воротников стоят у ворот, глядят внутрь двора на приехавших, рассуждают о вихляющем колесе на одной из телег. Мимо открытых ворот по улице гуляет мальчик с собачкой. Что мальчик — в косыночке, а у собачки пасть чемоданом… Ну, стало быть, вот такая нынче божья воля.

Собачка заглядывает во двор и говорит «Гав». Абсолютно легально — божья скотинка. Полная свобода слова.

Все псы во дворе говорят «гав-гав» и кидаются на пришлеца. Ксенофобия, однако. У собак — почти как у хомосапиенсов — на уровне инстинктов. Если у вас есть инстинкт — можете не волноваться: кто-нибудь обязательно использует его к своей выгоде.

Вопящая и рычащая стая катится по улице, из ворот следом выскакивают воротники: собачьи бои — штатное развлечение на «Святой Руси». И очень быстро оказываются в подъехавшей телеге: Ивашко с Суханом и Ноготок с Чарджи уже вполне уверенно работают с эфиром. Культовый киновопрос: «Как пройти в библиотеку?», не потребовался.

Аккуратненько складируем двух храпящих мужичков в телегу, телега уезжает, а я с Суханом, чисто гуляючи, загуливаю в открытые настежь ворота. Где и задаю тот же киновопрос — «а где бабуля?» — в уместной, для здешних декораций, форме.

— Эй, красавицы, а где ваша боярыня спряталась?

— Кто спрятался? Она сейчас тебе так… Тама она, госпожа боярыня. Делами занимается, добра молодца поджидается. Иди-иди миленький. (И одна служанка — другой: Сейчас Боголепа ему мозги вынесет — про нас забудет).

Бабулька имела запоминающееся, исключительно исконно-посконное имя-отчество: Боголепа Забоговна. Ещё в ней было весу — восемь пудов и росту — «три локтя с кепкой».

Она восседала в здоровенном деревянном кресле с подлокотниками. Которое было ей одновременно велико — ноги не доставали до земли, и мало — подлокотники крепко сжимали в талии. Или… где-там.

Довольно обширное и высокое помещение было заставлено столами, по столам — тюки, корзины, посуда и ткани, между столов — куча слуг и служанок. Все непрерывно суетятся и жужжат. Над жужжанием — голос госпожи с выражениями типа:

— Ты! Маркотник негораздкий! Ты чего понаделал! Шкуру спущу!

— По здорову бывать, Боголепа Забоговна. Я — Иван, боярский сын. Сын Акима Рябины. Дозволь переговорить под рукой, дело есть.

Туша в кресле колыхнулась, поворачиваясь ко мне. Большие светлые выпученные глаза неприязненно уставились на меня. А здесь, похоже, имеет место базедова болезнь. У женщин проявляется раз в 8 чаще, чем у мужчин. Хотя вне детородного возраста…

— Кто такой?! Кто пустил?! Гнать в три шеи! Эй, слуги! Батогами прощелыг!

Из симптоматики — повышенная суетливость, нервозность, эмоциональность. Наблюдаем. И помочь — нечем, радиоактивный йод здесь… Тогда словами:

— Зятя твоего в Вержавске…. А внучка — осталась. И — пишет.

— Стоять! (Это — слугам) Подь сюда! Чего балаболишь, бестолочь? (Это — мне).

Ещё и глухая. Подхожу ближе, подаю грамотку. Мы её три раза переписывали. Смысл простенький: «Бабушка, выручай». Но нужно было выдержать оттенки и обозначить нюансы.

Бабка глядит в грамотку, морщится, вытирает о платье ладони, кидает старшему слуге у её локтя:

— Чти!

Похоже из той же, «базедовой», серии: резь в глазах, потливость. Дальше, вероятно, проявится тахикардия.

Уже вторая фраза в грамотке: «А батюшка мой родненький княжьего человека убил и сам гриднями посечён был…», громко озвученная по слогам не сильно грамотным пожилым слугой, вызывает необходимую реакцию: Забоговна выхватывает грамотку, сминая бересту в кулаке, и орёт:

— Вон! Все вон пошли!

Я так думаю, что этот «вон» — не ко мне. Ага, правильно думаю: в сарае остаются пожилой слуга и мой Сухан. Остальные, топоча и поднимая подолами пыль, хорошо видимую в столбах солнечного света, выметаются из помещения.

— Двери закрой. (Это — слуге). Ну. (Это — мне).

Аккуратненько, двумя пальчиками, поднимаю краешек богатого платья на столе перед боярыней, скидываю его на пол, присаживаюсь. Теперь мы сидим друг перед другом. Но я — чуть выше. Сидеть на столе — неприлично. А что поделаешь? — Приходится себя заставлять…

— Хорошенькое платьишко (Это — о сброшенном под ноги). Приданое внучки собираешь? Зря. Не суетись ты, Забоговна. Свадьбы — не будет. Будет позорище. Из-за Катерины.

122