Что для местного — «дорога»: пройти же ножками можно! — то для купца — бездорожье: упряжка в несколько лошадей, с тяжелогруженой ладьёй на прицепе — не пройдёт.
Профессоров Петербургского университета здесь ещё нет, заделывать прорвы — некому. А новогородцы — сами такие же. Тысячу лет(!) они бились об Волховские пороги.
«Приблизительно две трети общего падения Волхова от Ильменя до Ладоги приходится на девятикилометровый участок Гостинопольских порогов, где река стремительно мчалась вниз при высоте отвесных берегов в 30 метров.
Именно наличие в низовьях Волхова порогов — едва ли не главная причина возникновения Старой Ладоги».
Если кто забыл: именно в Старую Ладогу изначально призывали Рюрика. Именно из-за этих каменюк в реке и пошла «рюриковизна» по Руси.
В 19 веке на этих порогах тонуло 5–6 судов. Каждый год! И — ничего. «На всё воля божья». Потребовался Ленин, чтобы написать — «Волхову быть». И — сделать. В условиях Гражданской войны и послевоенной разрухи — 10 лет.
«Все, кто занимался промыслом…». А конкретно?
Ну что за псевдо-аристократический подход?! Типа:
— Эй! Человек! Как тебя там… сходи и сделай…
Хлопуша у Есенина кричит:
«Проведите, проведите меня к нему,
Я хочу видеть этого человека!».
«Я хочу видеть этого человека!» — который это дело делает. Объясните — почему? Из страха, за жалование, в ожидании прибыли, в надежде на царство божие…? Кто этому человеку ставит задачу, указывает фронт работ, составляет график исполнения, контролирует результат, отрабатывает нештатные ситуации…
— Экие мелочи! Само сделается… мужички там… сами собой… «шнурки» у меня смышлёные… не об чем беспокоиться…
«Нет мотивации — нет продукции». Ну это ж все знают! Так почему не применяют знания к реальности?
Ну-ка, делаем «умственный эксперимент».
Вот живёте вы в версте от железной дороги. И занимаетесь, очевидно, по аналогии с В.Д. Ивановым — «железнодорожным промыслом». Типа: стоите на бугре и показываете проезжающим голую задницу. Потому что никакого другого удовольствия или, там, прибыли от них — у вас нет.
А вот вред от лодейщиков на реке быть может: луга потопчут, рыбу половят, дерева порубят… Да и тебя самого… за холку и в лодку. Сперва под плетью задарма на вёслах наломаешься, потом гречникам — двуногим эквивалентом десятка коров пойдёшь.
Похвастался голой задницей, явил миру храбрость и остроумие свои и — бечь быстренько! А то ведь озлобятся и, не дай бог, на берег сойдут. Тут такой промысел пойдёт… Уже не волоковый, а божий.
Можно сделать бечевник понизу. Вдоль русла. Очень даже хорошо: канат короткий, тропа вместе с руслом поворачивает, эпюра сил правильнее — вверх тянуть не надо…
Ага. И — в морду. Потому что вдоль русла идут заливные луга.
Русская народная мудрость: «где ольха, там сена вороха». И топотать по ним — никто не позволит.
Каждую весну нижний бечевник будет заливать. Потом его надо ремонтировать и чистить. Кому надо? Купцу, который за тысячу вёрст живёт? Чудаку с малолетними мозгами, который тоже за сотню вёрст проживает?
В 18 веке прусский король запретил ремонтировать дороги у себя в королевстве. От чего в стране образовалось множество постоялых дворов и придорожных кузниц. Которые платили налоги в казну. Потому как повозки ехали медленно и часто ломались.
А ещё таким образом повышалась обороноспособность королевства: любая вражеская армия застревала в прусском бездорожье.
Русские мужички не глупее прусского короля. А уж ломать спины, чтобы кто-то, за сотню вёрст, получил лишнюю серебрушку… «ищи дурака» — русское народное пожелание.
И ещё одно: «На волоке не одна артель, не две, не три. Замешкаешься — отобьют заказчика».
Не-а. Сегодня ты — «отбил заказчика», завтра тебе соседи — почки отобьют. Заказчик — как та снежинка: «была и нету», а с людьми надо жить. А то тебе при ежегодной жеребьёвке наделов община даст в покос кустарник:
— Так ты ж у нас шустрый! Вот и попрыгаешь. С косой вокруг кустиков.
«Естественная монополия» на волоках складывается… естественно. Работают-то местные. Соседи, родственники. Конкурировать с роднёй?! Ты сегодня у шурина клиента увёл, ночь жена в подушку проплакала: ей проигравшие в… конкурентной борьбе — все свои… эмоции высказали. Завтра тебе на стол такие помои подадут…
— Кушай дерьмо, миленький. Нет? А чего ж ты сам гадости людям делаешь?
Пришлых артельщиков… Да их и на двор не пустят! Ни корма, ни крова, «лесу им — ни прута».
Конкуренция есть не между артелями на волоках, а между разными путями. Но и тут выбор не столько в ценах, трудах, сроках, сколько в головах лодейщиков: оторвут или нет.
Похоже, поэтому восточный ход и процветает. Устье Каспли западнее — на границе трёх земель: Смоленской, Полоцкой и Новгородской. На границе всегда не слава богу: или война, или разбой. А восточный ход идёт через Торопец аж до Ловати только по Смоленским землям. Под одним хозяином, пока он в разуме, ходить безопаснее.
— Левые — суши вёсла, правые — навались. Поворачиваем, Хмость.
С довольно широкого Днепра входим в ещё более широкое болото. Из воды торчат какие-то палки, кусты… Полоса чистой воды постепенно сужается, и вёрст через пять идём уже по нормальному руслу.
— И долго нам так ещё?
— Греби боярич. Сам на вёсла напросился. Ещё сто вёрст. С гаком.
Гребу. «Эх раз, ещё раз, ещё много-много раз» — наше исконно-посконное занятие.