Обноженный - Страница 33

Это не моя жизнь — его. В которой есть место какому-то эпизоду. Который я напоминаю своим присутствием, своими дешёвыми попаданскими бреднями. От воспоминаний о котором — он мучается.

Зачем я мучаю хорошего человека? — Не «зачем», а — «почему». Потому что я — попаданец, потому что «вляпался», потому что «не от мира сего» — инородное тело в ткани здешнего бытия. Которое рвёт и дёргает нити этого мира просто по своему присутствию здесь.

— Вот что, Аким Янович. Ты мне не отец. Мы с тобой оба про то знаем. Твёрдо скажу — ты мою матушку не бросал. Может, и есть где отрок, перед котором ты в долгу, но не передо мною. Я тебя почитаю и уважаю. Знаю за что. За твёрдость и стойкость, за опытность и разумность. За к своим людям внимание и заботу. Всё, что доброму сыну положено — сделаю. И для тебя, и для Марьяши, и для Ольбега. Не брошу и долг сыновний — исполню.

Аким только сокрушённо качал головой. Может, он чего другого от меня ждал, но врать я не буду. Лжа мне заборонена! Напрочь. Даже — «во спасение».

Рассуждать о старости да слабости можно до самой смерти. Этим её приближая.

Я чёрствый и злобный «зверь лютый». Которому, почему-то, не нравиться ковырять струпья ран. И душевных — тоже. Лучшее средство для дезинфекции телесных ран — калёное железо. Для душевных — хамство с цинизмом.

Мы все — «мертвецы ходячие». «Пока ходячие». Давно сказано: «не важно — кем ты родился, важно — кем ты умрёшь». Но есть ещё чуток времени подправить второе «кем».

Как говаривала Василиса Премудрая своему бестолковому муженьку:

— Делай своё дело. Да вперёд не смотри и назад не оглядывайся.

Хватит философии! Переходим к конкретике.

Я, довольно резко и эгоистически, оборвал душевные излияния деда.

— Насчёт бесполезности твоей… хочешь на печку залезть да оттуда стоном стонать? Ой я старый, ой я слабый, ой я везде болезный…? Не надейся! Вотчину — тебе дали. Ты здесь голова, тебя здешние жители слушаются да почитают. Так что — давай-давай! Тяни, строй, вытягивай… Ума-разума вкладывай. А об лучной стрельбе… Ну не смеши ты меня! Тебе ль, сотнику стрелецкому, не знать, что тетиву тянуть — малая доля от научения. Что стрелку надо и лук сберечь, и встать верно, и цель правильно выбрать. Да об чём разговор?! Вот, к примеру — лук тянут по-разному. Можно стрелу направить к горизонту и так тянуть. Это самая тяжкая манера. Ещё тянут «с подъёмом», поднимая лук с наложенной стрелой на уровень цели, или «со спуском» — опуская. Ну и кто мне скажет, кроме тебя — как правильнее? С подъёмом или со спуском?

Аким, наверное, хотел ещё погрустить, послушать выражения сочувствия и соболезнования, но я, изображая столь свойственный юности эгоцентризм, перевёл разговор на своё и вполне конкретное.

При пулевой стрельбе ствол подводят к мишени сверху. А как с луком?

— Эгкх… Смотря где. На стрельбище — снизу поднимаешь, в бою — сверху опускаешь. Смысл простой: долго ль — коротко ль, а стрелу ты упустишь. Ежели ты у себя на дворе стреляешь — тяни снизу. Иначе улетит стрела за забор, искать придётся, может — убьёт кого. Может — бабу глупую, может — корову на выпасе. Сказку по царевну-лягушку слышал? Лучник-то там — бестолочь был. На своём подворье сверху лук тянул. Вот и упустил стрелу на болото. Тебе лягушка в постель надобна? То-то… А в бою… Ежели в засаде сидишь и сверху тянуть — улетит стрела, враг знать будет. А то бывает — стоят стрелки за копейщиками. Тут уж только сверху. Если снизу тянешь и стрела сорвалась — своего в спину положишь.

Ну вот, уже оживать начинает. Шутку про лягушку в постели вспомнил. Ничего, Аким Янович, мы ещё повеселимся. Уныние, факен его шит — смертный грех!

В мире есть лучники и получше моих. В ином народе — парочка, в ином — пяток. Дорогие они, редкости. На охотах — удачным выстрелом гордятся, на смотрах — друг перед другом хвастают. В битве в общий строй таких мастеров не поставишь. А у меня, с моими луками да с моей выучкой всякий стрелок — мастер.

Мой 24-х вершковый лук превосходил все остальные. Меньший, чем новогородский, он не цеплялся за деревья, не мешал на марше. Мои лучники приходили на бой не столь уставшими и стреляли лучше. Меньший, чем половецкий, он быстрее доставался из тула, легче перебрасывался с одной стороны коня на другую. И мои лучники начинали стрельбу раньше. Более мощный, он и бил дальше. А по точности мои лучники сильно превосходили. Не глазами — прицелами.

Во Всеволожске, когда супротивниками нашими были народы лесные с луками малыми да слабыми, били мы их как гусей перелётных — безответно. Немало русской крови эта американская придумка сберегла.

Вот ты, девочка, толкуешь взахлёб: ах, храбрец, ах, герой, ах, таланты полководческие… Мои стрелки выкидывали полный колчан — тридцать стрел — за минуту-две. За те минуты и решались судьбы народов да царств. Весь талант полководческий: заманить вражье войско к стрелкам на эти минуточки в полосочку от ста до два ста шагов. Сумел заманить да к стрелкам не пустить — победа. Не сумел… тогда и про героев с храбрецами вспоминать приходиться.

Конец сорок пятой части

Часть 46. «Ученье — свет. А неучёных — …»

Глава 249

   «Поздняя осень. Грачи улетели,
   Лес обнажился, поля опустели,

   Только не сжата полоска одна…
   Грустную думу наводит она».

Вот чего у меня нет, так это «несжатых полосок». В большом хозяйстве всякие ситуации бывают, но чтобы хлеб под снег ушёл — здешние мужички такого не допустят. С чего это?