Обноженный - Страница 97

Купчик нетвёрдо поднялся на ноги, потоптался и… устремился ко мне на грудь. Пришлось поймать — упал бы.

Гос-споди! Да что ж он такое вонючее ел?! И — пил. И — спал. И — надевал!

Слюнявую морду удалось несколько отжать в сторону, после чего морда сообщила, махнув пальцем куда-то себе за спину:

— Дядька мой. Скотник. С нами пойдёт.

Седатый мужик начал выбираться из-за стола. То он — столб изображает, то — телохранителя. Вот это тело с ассиметричной мордой лица… его ещё и хранить?! А кучу свежего дерьма сторожить не пробовали?!

— Трифоныч! А на кой нам скотник? Нет, скотник нам не нужен. Или ты сам уже никак?

— Хто?! Я?! Да я… вот прям счас, прям тута…

— Но-но. Прям тута — не надо. Пойдём-ка, мил дружок, во зелёненький лужок, на травушку, на муравушку, на мягкую постелюшку…

Я потянул повисшего на мне псевдо-самца хомосапиенса. Он пытался одновременно ущипнуть меня за задницу, найти бюст (у меня?!), задрать подол, залезть под платками в отсутствующее декольте, обнять за талию и поцеловать в «уста сахарные». Я мягенько отбивался от этого… вездесуйного и повсеместно липкого, аргументировано повизгивал и похихикивал, утягивая его в темноту заднего двора.

За моей спиной скотник пытался выдвинуться нам вслед, но Ивашка рывком вытащил свою саблю и положил перед ним.

— Ты такое видел?

— Это? Эт што?! Никак — гурда?! Настоящая? Откуда взял?

— Да была, вишь ты, такая история…

И скотник, чуть прижатый Ноготком за плечико, ухватил подсунутую ему кружку, опускаясь на лавку в предвкушении рассказа.

Купчик сперва шёл довольно спокойно, как телок на верёвочке, но когда мы выбрались через калитку на приречный луг, и свежий ветер несколько отрезвил, он начал бормотать всё громче и приставать всё настырнее.

Наконец, он упёрся, как баран:

— Всё, ля, тут, ля.

Он ткнул пальцем в тень у корней развесистый ивы.

— Ты, ля, давай, ля. Раздевайся.

— А серебро?

— У скотника. Мне, ля, батя, ля, денег в руки не даёт. Грызло корявое. Вся мошна, ля, у дядьки. Ты, б…, давай. Сымай с себя всё на х… Б-б-быстро! Мать…

Да кто ж против? Я, многообещающе улыбаясь, развязал поясок и, взглянув ему за спину, встревожено удивился:

— Ой, а хтой-то это к нам с горочки спустился?

— Где?

Что-то меня сегодня на народные песни потянуло. Но следующую строчку из репертуара неверной жены, выпроваживающей своего любовника: «Видать, законный мой идёт» — озвучивать не пришлось. Примитивнейший приём сработал: купчина замедлено, теряя равновесие, развернулся посмотреть назад. А я накинул ему снятый с пояса шнурок на шею и, перекинув из руки в руку кисти на концах, потянул в разные стороны.

Придурок не сразу понял, начал поворачиваться, его повело в сторону. Я инстинктивно резко развёл концы удавки, пытаясь удержать его «на ровном киле», но он, судорожно взмахивая руками, зацепился, споткнулся, неловко повалился набок. Прямо головой в выступающий корень ивы.

Негромкий короткий сухой треск показался звуком ломающейся веточки. Но попытки пошевелить упавшего… услышать его дыхание… найти его пульс…

«У детей и пьяных — свой бог». Общенародная истина. Сам неоднократно наблюдал.

Маленькая девочка вываливается с балкона с седьмого этажа. И благополучно парашютирует в осеннем пальто, застёгнутом на две пуговицы.

— А зачем же ты пальто одела?

— Мама сказала, что уже холодно и на балкон можно только в пальто.

Знакомый студент, перепутав спьяну окно с дверью, выходит с пятого этажа общаги.

— Доктор! Он будет жить?!

— Будет. Перелом правой пятки.

Но им не надо мешать. Если в ситуацию влезает другой человек — бог отходит в сторону. Тоже есть… примеры из личного опыта.

Купчик падал, а я попытался его удержать. Удавкой! Результат: придурок сломал шею. Я не против… такого приближения к мировой справедливости и благорастворению. Но зачем же в моём присутствии?!

Всё-таки, я здесь порядком оскотинился. «Обсвяторуссился», «оббоярился», озверел и очерствел.

Помню, как тяжело выходил из ступора после утопления отца Геннадия. Никак не мог включиться после внезапной смерти елнинской посадницы. «Сутки в тумане» после бойни на людоловском хуторе…

Но человек — это ж такая сволочь! Я себя имею в виду. С такой мощной адаптивной системой…

«Хоть мочись в глаза — всё божья роса» — мудрость про беспредельность хомосапиенской адаптации?

Веллер, вспоминая свой опыт забойщика скота, говорил:

— Сначала… вот висит туша. Её надо освежевать, выпотрошить, разделать по категориям. Неприятно. А через пару месяцев ловишь себя на мысли, что если бы на этом месте висело тело человека, то, точно также, без каких-либо эмоций…

Мне до Веллера далеко — эмоции ещё возникают. Но пример современного классика внушает оптимизм и надежду.

Получить информацию из этого… «дыровёрта» — не получилось. Ну, извини, Трифоныч — не судьба…

Другой, потенциально информированный наблюдаемый персонаж — скотник. Покойник называл его «дядя». Это что-то значит? Кстати, «скотник» на Руси — синоним казначея. Он и расплатиться должен был.

Уйти без оплаты своего напряжённого артистического танцевально-песенного труда… Бросить труп придурка под деревом с ясно выраженной странгуляционной бороздой… Надо как-то… «следы замести».

Рукав мне покойничек успел-таки рвануть при падении. Теперь делаем надрыв по шву на подоле, приводим в обоснованный беспорядок платки на голове… Ну, как я выгляжу? Похож я на шлюшку из-под буйного клиента? Тогда — работаем.